Опровержение на критики и замечания на собственные сочинения - А.С.Пушкин

Будучи русским писателем, я всегда почитал долгом следовать за текущей
литературою и всегда читал с особенным вниманием критики, коим подавал я
повод. Чистосердечно признаюсь, что похвалы трогали меня как явные и,
вероятно, искренние знаки благосклонности и дружелюбия. Читая разборы самые
неприязненные, смею сказать, что всегда старался войти в образ мыслей моего
критика и следовать за его суждениями, не опровергая оных с самолюбивым
нетерпением, но желая с ними согласиться со всевозможным авторским
себяотвержением. К несчастию замечал я, что по большей части мы друг друга
не понимали. Что касается до критических статей, написанных с одною целью
оскорбить меня каким бы то ни было образом, скажу только, что они очень
сердили меня, по крайней мере в первые минуты, и что следственно сочинители
оных могут быть довольны.

1

"Руслана и Людмилу" вообще приняли благосклонно. Кроме одной статьи в
"Вестнике Европы", в которой ее побранили весьма неосновательно, и весьма
дельных "вопросов", изобличающих слабость создания поэмы, кажется, не было
об ней сказано худого слова. Никто не заметил даже, что она холодна.
Обвиняли ее в безнравственности за некоторые слегка сладострастные описания,
за стихи, мною выпущенные во втором издании:

О страшный вид! волшебник хилый
Ласкает сморщенной рукой etc.

За вступление, не помню которой песни:

Напрасно вы в тени таились etc.

и за пародию "Двенадцати спящих дев"; за последнее можно было меня
пожурить порядком, как за недостаток эсфетического чувства. Непростительно
было (особенно в мои лета) пародировать, в угождение черни, девственное,
поэтическое создание. Прочие упреки были довольно пустые. Есть ли в
"Руслане" хоть одно место, которое в вольности шуток могло быть сравнено с
шалостями, хоть, например, Ариоста, о котором поминутно твердили мне? Да и
выпущенное мною место было очень, очень смягченное подражание Ариосту
(Orlando, canto V, o. VIII).

"Кавказский пленник" - первый неудачный опыт характера, с которым я
насилу сладил; он был принят лучше всего, что я ни написал, благодаря
некоторым элегическим и описательным стихам. Но зато Николай и Александр
Раевские и я - мы вдоволь над ним насмеялись.

"Бахчисарайский фонтан" слабее "Пленника" и, как он, отзывается чтением
Байрона, от которого я с ума сходил. Сцена Заремы с Марией имеет
драматическое достоинство. Его, кажется, не критиковали. А. Раевский хохотал
над следующими стихами:

Он часто в сечах роковых
Подъемлет саблю - и с размаха
Недвижим остается вдруг,
Глядит с безумием вокруг,
Бледнеет etc.

Молодые писатели вообще не умеют изображать физические движения
страстей. Их герои всегда содрогаются, хохочут дико, скрежещут зубами и
проч. Все это смешно, как мелодрама.

Не помню кто заметил мне, что невероятно, чтоб скованные вместе
разбойники могли переплыть реку. Все это происшествие справедливо и
случилось в 1820 году, в бытность мою в Екатеринославле.

О "Цыганах" одна дама заметила, что во всей поэме один только честный
человек, и то медведь. Покойный Рылеев негодовал, зачем Алеко водит медведя
и еще собирает деньги с глазеющей публики. Вяземский повторил то же
замечание. (Рылеев просил меня сделать из Алеко хоть кузнеца, что было бы не
в пример благороднее.) Всего бы лучше сделать из него чиновника 8 класса или
помещика, а не цыгана. В таком случае, правда, не было бы и всей поэмы, ma
tanto meglio {1}.

2

Наши критики долго оставляли меня в покое. Это делает им честь: я был
далеко в обстоятельствах не благоприятных. По привычке полагали меня все еще
очень молодым человеком. Первые неприязненные статьи, помнится, стали
появляться по напечатанию четвертой и пятой песни "Евгения Онегина". Разбор
сих глав, напечатанный в "Атенее", удивил меня хорошим тоном, хорошим слогом
и странностию привязок. Самые обыкновенные риторические фигуры и тропы
останавливали критика: можно ли сказать стакан шипит вместо вино шипит в
стакане? камин дышит вместо пар идет из камина? Не слишком ли смело ревнивое
подозрение? неверный лед?
Как думаете, что бы такое значило:

мальчишки
Коньками звучно режут лед?

Критик догадывался, однако, что это значит: мальчишки бегают по льду на
коньках.
Вместо:

На красных лапках гусь тяжелый
(Задумав плыть по лону вод)
Ступает бережно на лед

критик читал:

На красных лапках гусь тяжелый
Задумал плыть -

и справедливо замечал, что недалеко уплывешь на красных лапках.
Некоторые стихотворческие вольности: после отрицательной частицы не -
винительный, а не родительный падеж; времян вместо времен (как, например, у
Батюшкова:

То древню Русь и нравы
Владимира времян)

приводили критика моего в великое недоумение. Но более всего раздражил
его стих: Людскую молвь и конский топ.
"Так ли изъясняемся мы, учившиеся по старым грамматикам, можно ли так
коверкать русский язык?" Над этим стихом жестоко потом посмеялись и в
"Вестнике Европы". Молвь (речь) слово коренное русское. Топ вместо топот
столь же употребительно, как и шип вместо шипение1 (следственно, и хлоп
вместо хлопание вовсе не противно духу русского языка). На ту беду и стих-то
весь не мой, а взят целиком из русской сказки:
"И вышел он за врата градские, и услышал конский топ и людскую молвь".
Бова Королевич.
Изучение старинных песен, сказок и т. п. необходимо для совершенного
знания свойств русского языка. Критики наши напрасно ими презирают.
Стих:

Два века ссорить нехочу

критику показался неправильным. Что гласит грамматика? Что
действительный глагол, управляемый отрицательною частицею, требует уже не
винительного, а родительного падежа. Например: я не пишу стихов. Но в моем
стихе глагол ссорить управляем не частицею не, а глаголом хочу. Ergo {2}
правило сюда нейдет. Возьмем, например, следующее предложение: Я не могу вам
позволить начать писать... стихи, а уж конечно не стихов. Неужто
электрическая сила отрицательной частицы должна пройти сквозь всю эту цепь
глаголов и отозваться в существительном? Не думаю.

Кстати о грамматике. Я пишу цыганы, а не цыгане, татаре, а не татары.
Почему? потому что все имена существительные, кончающиеся на анин, янин,
арин и ярин, имеют свой родительный во множественном на ан, ян, ар и яр, а
именительный множественного на ане, яне, аре и яре. Все же существительные,
кончающиеся на ан и ян, ар и яр, имеют во множественном именительный на аны,
яны, ары и яры, а родительный на анов, янов, аров, яров.
Единственное исключение: имена собственные. Потомки г-на Булгарина
будут гг. Булгарины, а не Булгаре.

У нас многие (между прочими и г. Каченовский, которого, кажется, нельзя
упрекнуть в незнании русского языка) спрягают: решаю, решаешь, решает,
решаем, решаете, решают вместо решу, решишь и проч. Решу спрягается как
грешу.

Иностранные собственные имена, кончающиеся на е, и, о, у, не
склоняются. Кончающиеся на а, ъ и ь склоняются в мужеском роде, а в женском
нет, и против этого многие у нас погрешают. Пишут: книга, сочиненная Гетем,
и проч.

Как надобно писать: турков или турок? то и другое правильно. Турок и
турка равно употребительны.

Вот уже 16 лет, как я печатаю, и критики заметили в моих стихах 5
грамматических ошибок (и справедливо):
1. остановлял взор на отдаленные громады
2. на теме гор (темени)
3. воил вместо выл
4. был отказан вместо ему отказали
5. игумену вместо игумну.
Я всегда был им искренно благодарен и всегда поправлял замеченное
место. Прозой пишу я гораздо неправильнее, а говорю еще хуже и почти так,
как пишет Г. **.

Многие пишут юпка, сватьба, вместо юбка, свадьба. Никогда в производных
словах т не переменяется на д, ни п на б, а мы говорим юбочница, свадебный.

Двенадцать, а не двѣнадцать. Две сокращенно из двое, как тре из
трое.

Пишут: тѣлега, телѣга. Не правильнее ли: телега (от слова
телец - телеги запряжены волами)?

Разговорный язык простого народа (не читающего иностранных книг и,
слава богу, не выражающего, как мы, своих мыслей на французском языке)
достоин также глубочайших исследований. Альфиери изучал итальянский язык на
флорентийском базаре: не худо нам иногда прислушиваться к московским
просвирням. Они говорят удивительно чистым и правильным языком.

Московский выговор чрезвычайно изнежен и прихотлив. Звучные буквы щ и ч
пред другими согласными в нем изменены. Мы даже говорим женшины, нослег (см.
Богдановича).

Шпионы подобны букве ъ. Они нужны в некоторых только случаях, но и тут
можно без них обойтиться, а они привыкли всюду соваться.

Пропущенные строфы подавали неоднократно повод к порицанию. Что есть
строфы в "Евгении Онегине", которые я не мог или не хотел напечатать, этому
дивиться нечего. Но, будучи выпущены, они прерывают связь рассказа, и
поэтому означается место, где быть им надлежало. Лучше было бы заменять эти
строфы другими или переправлять и сплавливать мною сохраненные. Но виноват,
на это я слишком ленив. Смиренно сознаюсь также, что в "Дон Жуане" есть 2
выпущенные строфы.

Г-н Федоров в журнале, который начал было издавать, разбирая довольно
благосклонно 4 и 5 главу, заметил, однако ж, мне, что в описании осени
несколько стихов сряду начинаются у меня частицею уж, что и называл он
ужами, а что в риторике зовется единоначатием. Осудил он также слово корова
и выговаривал мне за то, что я барышень благородных и, вероятно, чиновных
назвал девчонками (что, конечно, неучтиво), между тем как простую
деревенскую девку назвал девою: В избушке распевая, дева
Прядет...

Шестой песни не разбирали, даже не заметили в "Вестнике Европы"
латинской опечатки. Кстати: с тех пор как вышел из лицея, я не раскрывал
латинской книги и совершенно забыл латинский язык. Жизнь коротка;
перечитывать некогда. Замечательные книги теснятся одна за другою, а никто
нынче по-латыни их не пишет. В 14 столетии, наоборот, латинский язык был
необходим и справедливо почитался первым признаком образованного человека.

Критику 7-ой песни в "Северной пчеле" пробежал я в гостях и в такую
минуту, как было мне не до Онегина... Я заметил только очень хорошо
написанные стихи и довольно смешную шутку об жуке. У меня сказано: Был
вечер. Небо меркло. Воды
Струились тихо. Жук жужжал.
Критик радовался появлению сего нового лица и ожидал от него характера,
лучше выдержанного прочих. Кажется, впрочем, ни одного дельного замечания
или мысли критической не было. Других критик я не читал, ибо, право, мне
было не до них.
NB. Критику "Северной пчелы" напрасно приписывали г. Булгарину: 1)
стихи в ней слишком хороши, 2) проза слишком слаба, 3) г. Булгарин не сказал
бы, что описание Москвы взято из "Ивана Выжигина", ибо г. Булгарин не
сказывает, что трагедия "Борис Годунов" взята из его романа.

3

Вероятно, трагедия моя не будет иметь никакого успеха. Журналы на меня
озлоблены. Для публики я уже не имею главной привлекательности: молодости и
новизны литературного имени. К тому же главные сцены уже напечатаны или
искажены в чужих подражаниях. Раскрыв наудачу исторический роман г.
Булгарина, нашел я, что и у него о появлении Самозванца приходит объявить
царю кн. В. Шуйский. У меня Борис Годунов говорит наедине с Басмановым об
уничтожении местничества, - у г. Булгарина также. Все это драматический
вымысел, а не историческое сказание.

4

Прочитав в первый раз в "Войнаровском" сии стихи:

Жену страдальца Кочубея
И обольщенную им дочь, -

я изумился, как мог поэт пройти мимо столь страшного обстоятельства.
Обременять вымышленными ужасами исторические характеры и не мудрено и
не великодушно. Клевета и в поэмах всегда казалась мне непохвальною. Но в
описании Мазепы пропустить столь разительную историческую черту было еще
непростительнее. Однако ж какой отвратительный предмет! ни одного доброго,
благосклонного чувства! ни одной утешительной черты! соблазн, вражда,
измена, лукавство, малодушие, свирепость... Сильные характеры и глубокая,
трагическая тень, набросанная на все эти ужасы, вот что увлекло меня.
"Полтаву" написал я в несколько дней, долее не мог бы ею заниматься и бросил
бы все.

5

Между прочими литературными обвинениями укоряли меня слишком дорогою
ценою "Евгения Онегина" и видели в ней ужасное корыстолюбие. Это хорошо
говорить тому, кто отроду сочинений своих не продавал или чьи сочинения не
продавались, но как могли повторять то же милое обвинение издатели "Северной
пчелы"? Цена устанавливается не писателем, а книгопродавцами. В отношении
стихотворений число требователей ограничено. Оно состоит из тех же лиц,
которые платят по 5 рублей за место в театре. Книгопродавцы, купив, положим,
целое издание по рублю экземпляр, все-таки продавали б по 5 рублей. Правда,
в таком случае автор мог бы приступить ко второму дешевому изданию, но и
книгопродавец мог бы тогда сам понизить свою цену и таким образом уронить
новое издание. Эти торговые обороты нам, мещанам-писателям, очень известны.
Мы знаем, что дешевизна книги не доказывает бескорыстия автора, но или
большое требование оной или совершенную остановку в продаже. Спрашиваю: что
выгоднее - напечатать 20 000 экземпляров одной книги и продать по 50 коп.
или напечатать 200 экземпляров и продавать по 50 рублей?
Цена последнего издания басен Крылова, во всех отношениях самого
народного нашего поэта (le plus national et le plus populaire3)), не
противоречит нами сказанному. Басни (как и романы) читает и литератор, и
купец, и светский человек, и дама, и горничная, и дети. Но стихотворение
лирическое читают токмо любители поэзии. А много ли их?

6

Шутки наших критиков приводят иногда в изумление своею невинностию. Вот
истинный анекдот: в лицее один из младших наших товарищей, и, не тем будь
помянут, добрый мальчик, но довольно простой и во всех классах последний,
сочинил однажды два стишка, известные всему лицею:

Ха-ха-ха, хи-хи-хи,
Дельвиг пишет стихи.

Каково же было нам, Дельвигу и мне, в прошлом 1830 году в первой книжке
важного "Вестника Европы" найти следующую шутку: Альманах "Северные цветы"
разделяется на прозу и стихи - хи, хи! Вообразите себе, как обрадовались мы
старой нашей знакомке! Сего не довольно. Это хи хи показалось, видно, столь
затейливым, что его перепечатали с большой похвалой в "Северной пчеле": "хи
хи, как весьма остроумно сказано было в Вестнике Европы" etc.

Молодой Киреевский в красноречивом и полном мыслей обозрении нашей
словесности, говоря о Дельвиге, употребил сие изысканное выражение: "Древняя
муза его покрывается иногда душегрейкою новейшего уныния". Выражение,
конечно, смешное. Зачем не сказать было просто: "В стихах Дельвига
отзывается иногда уныние новейшей поэзии"? - Журналисты наши, о которых г.
Киреевский отозвался довольно непочтительно, обрадовались, подхватили эту
душегрейку, разорвали на мелкие лоскутки и вот уже год, как ими щеголяют,
стараясь насмешить свою публику. Положим, все та же шутка каждый раз им и
удается; но какая им от того прибыль? публике почти дела нет до литературы,
а малое число любителей верит наконец не шутке, беспрестанно повторяемой, но
постоянно, хотя и медленно, пробивающимся мнениям здравой критики и
беспристрастия.

1 Он шип пустил по-змеиному. "Древние русские стихотворения" (Прим.
Пушкина.)

Вернуться на предыдущую страницу