Образы героя времени и русской героини в контексте пушкинской картины русского мира

«Стихи «Онегина» - это национальный опыт социально-бытовой, нравственно-этической и интеллектуальной жизни, уже заключенной в формулы, которые и станут в этой жизни постоянными. В таком качестве весь роман есть идеальная формула русской жизни. И естественно, что он дал формулу русского героя и русской героини»140, - писал Н.Н. Скатов.
Действительно, Пушкиным была открыта важнейшая для русской реалистической литературы XIX века тема – тема «героя времени», современного человека, сознание которого исторически и социально обусловлено и вместе с тем является мерилом эпохи и среды. В этом отношении «Евгений Онегин» - первый в России социально-психологический роман. Внимание Пушкина привлек тот скептический тип сознания, которому историей было суждено стать одним из наиболее существенных на ближайшие два десятилетия.
Социально-типические черты, как справедливо отмечают исследователи И.М. Семенко, Г.П. Макогоненко, в Онегине сильнее, чем индивидуально-психологические. Н.Н. Скатов также придерживается этой точки зрения: «в галерее русских героев, которым Онегин положил начало, он, кажется, единственный, кто лишен… конкретизирующего портрета (то же Татьяна). Это понятно – столь он всеобщ»141. С этой «всеобщностью» связана неясность, «загадочность» героя, коренящаяся в неуловимости характера («энигматическим героем»142 назвал Онегина Ю.Н. Чумаков, очень верно отметив, что основным содержанием романа является интерпретация этого героя). И именно через героя показано движение истории. Еще Достоевский писал, что Пушкин создал образ Онегина, «…отметив тип русского скитальца,… первый угадав его гениальным чутьем своим, с исторической судьбою его и с огромным значением его и в нашей грядущей судьбе»143.
Значит, Онегин – человек 20-х годов, но и шире – всего XIX века. Этот тип можно рассматривать еще шире, как это сделал Н.Н. Скатов: «Он – «мужское» начало русской жизни, ее… неприкаянность и неуспокоенность, ее скитальчество»144. В то же время Онегин предстает духовно статичным. О Татьяне очень верно сказал Ф.М. Достоевский: «тип твердый, стоящий твердо на своей почве»145. Согласимся с писателем и добавим, что слова «на своей почве» нужно понимать в значении «на почве народной национальной жизни». Татьяну с полным основанием можно назвать «женским» началом русской жизни, со всей ее силой и верностью, с ее устойчивостью и – с ее постоянным духовным движением. Этих героев и исследователи, и читатели идентифицируют с живыми людьми, но эти же персонажи, по точному определению Ю.Н. Чумакова, являются «принципами», «символами», которые мы понимаем как большие обобщения.
Как уже говорилось, Пушкин писал реалистическое произведение в пору господства романтизма. Герой романтических поэм с первых же строф представал перед читателем человеком исключительной и драматической судьбы в атмосфере таинственности, глухого намека, недосказанности. Свой же роман в стихах Пушкин начинает демонстративно прозаически: герой мчится «в пыли на почтовых» из столицы в деревню, где умирает дядя, оставивший ему наследство. При этом Онегин довольно откровенно рассуждает о предстоящей ему докучливой необходимости:
«…Какое низкое коварство Полуживого забавлять,
Ему подушки поправлять,
Печально подносить лекарство,
Вздыхать и думать про себя:
Когда же черт возьмет тебя?»
(V, 9)

Первые же строфы романа должны были помочь понять новую природу героя – это не исключительная личность, не загадочная натура, не злодей и не образец добродетели, а обыкновенный человек, один из тех, кого читатель не раз встречал на своем пути. Представив героя в свободной, чуть ироничной манере, Пушкин в быстром и коротком отступлении рисует биографию Онегина. Среда, к которой принадлежал Онегин, формировала его убеждения, интересы и вкусы. Живший долгами, отец не придумывал для своего сына особой системы образования, он поступил, как все:
Сперва Madame за ним ходила, Потом Monsieur ее сменил. Ребенок был резов, но мил.
Monsieur l’Abbe, француз убогой, Чтоб не измучилось дитя, Учил его всему шутя,
Не докучал моралью строгой, Слегка за шалости бранил
И в Летний сад гулять водил.
(V, 10)
Поверхностное светское воспитание было обычаем, нормой. Создавая характер героя, автор подчеркивал его типичность – так воспитывались все в этой среде. К ней же принадлежал и сам Пушкин, вот почему он с иронией говорит: «Мы все учились понемногу,//Чему-нибудь и как-нибудь» (V, 11). Интересно мнение А.М. Гуревича: «У читателя невольно складывается впечатление, будто «молодому повесе» ведома лишь «наука страсти нежной». Но вскоре, уже во второй главе, выяснится, что Онегин – достойный собеседник и оппонент Ленского, воспитанника одного из лучших европейских университетов»146. Действительно, даже беглый перечень обсуждаемых друзьями тем:
…Племен минувших договоры,
Плоды наук, добро и зло,
И предрассудки вековые,
И гроба тайны роковые,
Судьба и жизнь в свою чреду…
(V, 43)

свидетельствует о широте кругозора и эрудиции Онегина, о его приобщенности к исканиям и достижениям европейской мысли.
В характеристике особенностей натуры Онегина, отличающих его от массы столичных дворян, Пушкин историчен. Разочарование в жизни, в окружающих людях, в самом себе, как мы уже знаем, было порождено временем, оно отражало начавшийся после Отечественной войны раскол в дворянской среде. Принадлежность Онегина к ней автор раскрывает и через дружеские связи героя: так, например, его другом оказывается Каверин – они встречаются с ним, вместе обедают («К Talon помчался: он уверен,//Что там уж ждет его Каверин» (V, 15)). Характеризуя франтовство Онегина, его «педантизм в одежде», автор как бы невзначай роняет сравнение: «Второй Чадаев, мой Евгений…» (V, 20) В то же время Каверин и Чаадаев, члены Союза благоденствия (о филиале его, «Зеленой лампе», Пушкин вспоминал как о близкой себе стихии) – друзья не только Онегина, но и Пушкина. Таким образом, среда оказалась четко обозначенной.
Разочарование отдалило Онегина от суеты света, от наслаждений, от красавиц, от обычного времяпрепровождения. Характеристика воззрений героя – «душевная пустота», «скука», «охлажденный ум», «угрюмость», «хандра» - все это лишь глухие намеки на то, что действительно переживал Онегин. В связи с этим хотелось бы отметить очень глубокое и точное наблюдение В.С. Непомнящего, который пишет о «герое времени»: «Описывается не столько сам Онегин, сколько его образ жизни, а ведь человек и его образ жизни – часто вовсе не одно и то же. Более того, именно такой случай и взят Пушкиным: несовпадение личности и ее образа жизни – это и есть основа романа»147. Действительно, автор прямо ставит этот вопрос:
Но был ли счастлив мой Евгений,
Свободный, в цвете лучших лет,
Среди блистательных побед,
Среди вседневных наслаждений?..
Нет…
(V, 25-26)

Онегин начинает интуитивно чувствовать, что в его жизни происходит что-то не то, что с ним что-то не так. И на него нападает тоска, хандра, равнодушие, наконец, презрение к жизни и неправильно устроенному миру. «Но вот здесь он и ошибается, - верно отмечает В.С. Непомнящий. – Дурен не мир – дурно миропонимание, которое… определило его образ жизни – такой, как у множества образованных людей того времени. <…> В жизни Онегина воплощается философия потребления мира человеком, «философия удовольствия» (гедонизм), которую Достоевский позже назовет «пищеварительной философией»148. Это определение Достоевского весьма точно: сам Пушкин замечал,
…Что речь веду в моих строфах
Я столь же часто о пирах,
О разных кушаньях и пробках,
Как ты, божественный Омир,
Ты, тридцати веков кумир!
(V, 116)

Исследователь А.М. Гуревич, обратив пристальное внимание на эту особенность романа, говорит о том, что «Пушкин едва касается, казалось бы, самого существенного – внутреннего мира своих героев, их взглядов и переживаний, мыслей и чувств. Зато о внешней, бытовой стороне жизни, … буднях и праздниках провинции и столицы повествуется обстоятельно, конкретно, детально, как будто для того, чтобы утопить в этих подробностях самую суть дела»149.
Мы уже говорили о смысле настойчивых сопоставлений Онегина с байроновским Чайльд-Гарольдом. Продолжая это рассуждение, заметим, что герой Байрона лишь отстраняется от общества, а не бежит от него. К тому же психологическому типу принадлежит и Онегин. Пушкину важно было акцентировать сходство Онегина именно с Чайльд-Гарольдом, а не с байроновским героем-индивидуалистом вообще, ведь деревенское уединение Онегина открывало перед ним возможность разобраться в себе самом и в окружающем мире, определить возможные варианты развития собственной судьбы.
В деревне перед нами предстает новое действующее лицо
По имени Владимир Ленский,
С душою прямо геттингенской,
Красавец, в полном цвете лет, Поклонник Канта и поэт.
(V, 38)

С Ленским в роман входит тема романтизма и его судьбы в России. Ленский возвращается на родину, закончив свое обучение в Геттингенском университете, откуда привез не только «учености плоды», но и «вольнолюбивые мечты». Однако вольнолюбие Ленского было довольно абстрактным, убеждения – неопределенными и носили мечтательный характер:
Он пел разлуку и печаль,
И нечто, и туманну даль,
И романтические розы…
(V, 40)
Восторженность и экзальтацию романтизма Ленского Онегин с его трезвым взглядом на жизнь не принял, правда, и разочаровывать юного мечтателя не спешил:
Он охладительное слово
В устах старался удержать
И думал: глупо мне мешать
Его минутному блаженству;
И без меня пора придет;
Пускай покамест он живет
Да верит мира совершенству…
(V, 43)

Но в обрисовке характера Ленского нет сатирических черт. Поэт скорбит о Ленском, пишет о юноше, «Ольгою плененном», с болью и нежностью:
Ах, он любил, как в наши лета
Уже не любят; как одна
Безумная душа поэта
Еще любить осуждена…
(V, 45)

и говорит о том, что «Ни охлаждающая даль,//Ни долгие лета разлуки…//Ни шум веселий, ни науки//Души не изменили в нем,//Согретой девственным огнем» (V, 45).
Трезво оценивая общественную позицию юного поэта, Пушкин с симпатией изображает его гуманную личность. Но жизнь к людям подобного типа беспощадна, они оказываются жертвами страшного мира. Восторженность Ленского была смешна в сравнении с мудрой опытностью Онегина II главы; теперь она становится возвышенной и человечной в сравнении с эгоизмом Онегина. Ленский пал жертвой эгоизма Онегина, его боязни «шепота» и «хохотни глупцов», его зависимости от общественного мнения. Индивидуализм героя осужден в V и особенно в VI главе. Произошла переакцентировка в оценке героев.
Центральным событием романа становится встреча Онегина с Татьяной, характер которой раскрывается перед читателем и как неповторимая индивидуальность, и как тип русской девушки из провинциальной дворянской семьи. Мать дает дочери уроки «приличия», учит «законам света», французскому языку, передает свою былую страсть к сентиментальным романам:
Ей рано нравились романы,
Они ей заменяли все;
Она влюблялася в обманы
И Ричардсона и Руссо…
(V, 49)

В подобных условиях жили и воспитывались многие русские дворянские барышни. Как и они, «Татьяна верила преданьям// Простонародной старины,//И снам, и карточным гаданьям,//И предсказаниям луны» (V, 101). Пушкин, рисуя характер русской женщины, был верен правде жизни, а не отвлеченному идеалу. Белинский писал о Пушкине, что он первым воспроизвел в лице Татьяны русскую женщину.
Воспитание, целью которого было подготовить девушку к замужеству, и чтение книг давало пищу жажде любви, которую испытывала Татьяна. «Книжное воспитание означало европейское воспитание, ибо дворянские девушки читали западноевропейских писателей «не в переводах одичалых», а в подлиннике. И читали их душой»150, - справедливо пишет В.К. Кантор. Все идеальные образы книжных героев – «любовник Юлии Вольмар,//И Вертер, мученик мятежный,//И бесподобный Грандисон» - все для нее «в одном Онегине слились» (V, 59). И все же в этом выборе проявилась незаурядность Татьяны, которая не могла бы полюбить ни Ленского, ни тем более Буянова или Пустякова. Чистоту ее души оберегала близость к иному миру, к иной, народной России, олицетворением которой была духовно близкая Татьяне няня Филипьевна. Не кто иной, как няня, поняла и поддержала героиню в момент совершения важного шага – написания письма Онегину.
«Письмо Татьяны, - пишет В.С. Непомнящий, глубоко восхищенный силой чувства героини, - это акт веры, веры могучей и безраздельной… Только увидев Онегина, она поверила, что «это он»… и что они созданы друг для друга. Эта ее вера – и есть любовь. Не случайно письмо Татьяны проникнуто религиозными мотивами: «То в вышнем суждено совете… То воля неба: я твоя… Ты мне послан Богом…»151.
Однако признание Татьяны, дышавшее искренней любовью, не нашло отклика в охлажденном сердце Онегина: его чувства были безжалостно искажены обществом, в котором связывала людей не любовь, а выгодная женитьба. Он поступил с ней «очень мило», но это, конечно, не похвала. Автор далек от того, чтобы прямолинейно осуждать своего героя, не влюбившегося в «милую Татьяну»; Онегин обнаружил и «души прямое благородство» (V, 83). Но художественное произведение имеет свои законы: на героя, приносящего несчастье любимой автором героине, падает тень вины.
Возможно, Татьяне было бы намного легче, если бы она после этого разочаровалась в Онегине. Вера, как писал апостол Павел – это уверенность в невидимом, а ведь Татьяна как раз не поверила «видимому» в Онегине, она продолжала верить своему сердцу, и это приносило ей невыразимые страдания.
В характере Татьяны, как он дан в V главе, появилось новое, объясняющее ее глубокую человечность – «русская душою». Пушкину открылась тесная связь человека с общей и большой жизнью народа. Французские романы, уроки маменьки не разрушили близости Татьяны с родной природой и духовной жизнью народа (даже знаменитый сон Татьяны передан в образах народной поэзии и сказки). Татьяна по условиям своей жизни оказалась ближе всего к этой культуре. Онегин всем своим прошлым был отдален от этого мира, и, хотя он и начал приближаться к нему в деревне, на нем был груз моральных правил, усвоенных в юности.
В III и IV главах замысел развивается в новом направлении. Намечается тема зла, причиняемого героем-индивидуалистом, тема трагической неразрешимости конфликта между личностью и обществом: герой выше породившей его светской среды (она ему скучна), но вместе с тем он подвластен ее законам, не находит в себе силы их преодолеть.
А находит ли в себе эти силы Татьяна, которая вынуждена была разорвать все связи с прежней жизнью и уехать в Москву навстречу своей новой жизни в «вихре света»?
Став блестящей княгиней, «законодательницей зал», Татьяна царит над всем окружающим обществом и в то же время отделена от него каким-то огромным невидимым пространством:
Она была нетороплива,
Не холодна, не говорлива,
Без взора наглого для всех,
Без притязаний на успех,
Без этих маленьких ужимок,
Без подражательных затей…
Все тихо, просто было в ней,
Она казалась верный снимок
Du comme il faut…
(V, 171-172)

Теперь уже она очаровывает Онегина. Эта женщина, в отличие от «той девочки», ему нравится. И очень верно звучит высказывание Достоевского: «Вечный скиталец увидал вдруг женщину, которою прежде пренебрег, в новой блестящей недосягаемой обстановке, - да ведь в этой обстановке-то, пожалуй, и вся суть дела. Ведь этой девочке… теперь поклоняется свет, этот страшный авторитет для Онегина»152. И Татьяна чутким сердцем любящей женщины чувствует, что Онегин любит только свою фантазию, что он принимает ее не за ту, кто она есть. Как справедливо заметил в связи с этим В.С. Непомнящий, «ее письмо – это письмо любви, его письмо – письмо страсти… В страсти главное – «я». В любви главное – «ты»153. Онегин всю жизнь видел в мире только себя и поэтому прошел мимо своего счастья, и Татьяна знает, какая путаница царит в его душе, говоря ему:
Как с вашим сердцем и умом
Быть чувства мелкого рабом?
(V, 188)

Самое большое из чувств Татьяны – любовь к Онегину, и именно поэтому она ему отказывает. Это не единственная причина отказа, - ведь Татьяна верна слову, она «другому отдана» и нарушить брачный обет не может, - но, пожалуй, главная. «Когда она говорит Онегину «нет», когда… расстается с тем, кому мечтала отдать всю себя, - она жертвует собой ради Онегина… Потому что есть преграда, которую она перейти не может и не хочет: любовь, слитая с совестью, - или совесть, облеченная в любовь…»154 - пишет В.С. Непомнящий. «То, что Татьяна отсекла от себя возможность «романных поступков», лишь перенесло динамическую противоречивость ее характера в сферу внутренней жизни, превратив ее в образ глубоко трагический»155, - справедливо отмечает Ю.М. Лотман. И, возможно, этот поступок Татьяны, когда Онегин стоит, «как будто громом поражен», может преобразить его, но этого читателю знать не дано: автор покидает своего героя «надолго, навсегда»… Заметим, что автор не выносит окончательного «приговора» Онегину, не желает ему зла, оставляя его «в минуту, злую для него» - с добром, с возможностью духовного возрождения. Герои расстаются, но Татьяна не перестает любить. И здесь есть вечное взаимопритяжение и взаимоотталкивание двух противоположных начал – женского и мужского, чувственности и рациональности, а значит, и трагичность, истоки которой – в невозможности достижения счастья, которое не всегда основано на следовании своему долгу.
«Заметим, - пишет В.К. Кантор, - что в России всегда был культ Богоматери, Богородицы, но почти неизвестен культ Девы; что, разумеется, было связано с отсутствием личностного мужского начала, умеющего увидеть одухотворенно-женское в женщине»156. Мужчине, по мнению исследователя, дано увидеть в женщине высшее, божественное начало, которое способно преобразить его. С надеждой на духовное и нравственное преображение героя и оставляет нас автор.
Пушкин раскрыл историей любви Татьяны и Онегина драму нравственной несвободы человека. Нравственная ценность человека, его общественная позиция стали проверяться любовью и в более поздних произведениях русской литературы. Проблема счастья была близка и дорога поэту. Роман, рассказывающий о встрече двух людей, живших во враждебном им обществе, о погубленной любви, становился романом общественным, исторически конкретно воспроизводившим и исследовавшим современность. Таким образом, Онегин для Пушкина стал в своем роде тоже «энциклопедией русской жизни».
«Разочарованность рядом с романтической очарованностью, трезвость рядом с восторженностью и идеальностью – все это несомненные приметы той исторической эпохи, - пишет Е.А. Маймин. – Герои пушкинского романа не просто исторически значимы – само их художественное существование… несомненно определялось теми историческими задачами и целями, которые ставил перед собой Пушкин, создавая свой роман»157.

Вернуться на предыдущую страницу