А.С. Пушкин и его эпоха. «Проблема человека» и русского национального характера.

В ходе написания романа «Евгений Онегин» и его публикации менялся автор, менялся читатель, менялась эпоха. Замысел первой главы романа возник в Кишиневе в связи с постоянным и тесным общением с декабристским кружком Орлова и Раевского. По наблюдению Ю.М. Лотмана, «одной из характерных сторон пушкинского творчества 1822-1823 гг., наряду с тяготением к гражданственной тематике, …является обострение интереса к сатире»50, который «находился в русле развития передовой литературы той эпохи»51. Исследователь отмечает, что замысел «Евгения Онегина» первоначально намечался в плане сатирического противопоставления светского общества и светского героя высокому авторскому идеалу: поэт стремился «создать сатирический образ представителя «изнеженного племени переродившихся славян»52.
В своей книге «Роман Пушкина «Евгений Онегин» Г.П. Макогоненко отмечает, что «типичными чертами характера молодого человека этой поры было недовольство, равнодушие, охлажденность души»53. Центральной темой романа «Евгений Онегин» явилась судьба героя времени, его духовно-нравственное самоопределение, неудовлетворенность сущим и поиски места в жизни. Определяющей чертой своего поколения и его судьбы, смыслом его исторической драмы Пушкин считал трагическое противоречие между огромными скрытыми возможностями личности и ее общественной невостребованностью. В своих современниках (Чаадаеве, Каверине, Пущине) поэт видел «выдающихся русских людей эпического масштаба»54, которые в большом свете вынуждены были вести жизнь заурядных людей - помещиков, офицеров, чиновников. Это было следствием колоссального трагического разрыва двух сословий и двух Россий.
Впервые тип человека, созданный временем, Пушкин запечатлел в характере пленника в поэме «Кавказский пленник» (1821), показав равнодушие к жизни, к ее радостям, «старость души», которые сделались отличительными чертами молодых людей его времени. Впоследствии Пушкина начинает преследовать мысль запечатлеть новый тип молодого современника в поэтическом образе, и этот тип представляется ему уже яснее, чем в пору создания «Кавказского пленника». В творчестве Пушкина «шло становление реалистического стиля в споре, взаимопритяжении, взаимообогащении и взаимоотталкивании со стилем высокого романтизма. К роману в стихах Пушкина вело внутреннее развитие его гения и все развитие русской литературы»55.
В начале XIX века ведущее место в литературе начинает занимать жанр романа, который вытесняет эпическую поэму. Еще Гегель и Бальзак (а в России – В.Г. Белинский) определяли роман как эпос частной жизни, в то время как эпическую поэму характеризуют «нераздельность индивидуальной и народной души» (А. Веселовский) и такие инициативные действия героя, которые стимулировались общенациональными, государственными идеалами и целями»56. В сравнении с поэмой эпической (античной, средневековой), а также романтической, где действуют исключительные, возвышенные лица, роман XVIII и XIX вв. - жанр не высокий, а прозаичный, точнее, прозаизированный. В нем появляется особый тип героя, который, как отмечал М.М. Бахтин, «формулируя отчетливо индивидуальные принципы частного и общего поведения, …выражает неудовлетворенность образом жизни большинства»57. Конфликт с обществом открывает зависимость личности от общественных коллизий, которые она, как правило, преодолеть не в силах и удаляется от общества в поисках самой себя. Образцы нового западноевропейского романа с его новым типом героя учитывались Пушкиным при создании его «Онегина». Это роман «Рене» Р. Шатобриана, «Мельмот-скиталец» Ч. Мэтьюрина, «Адольф» Б. Констана и, конечно, произведения Дж.Г. Байрона, такие, как поэма «Паломничество Чайльд-Гарольда» и стихотворный роман «Дон-Жуан».
Душевный мир героя может раскрыться перед нами при сопоставлении мира Онегина с миром привлекающих его внимание книжных образов. Автор не раз сопоставляет Онегина с байроновским Чайльд-Гарольдом: «Гарольдов плащ» - символ байронического разочарования в мире и в людях – становится важнейшей приметой героя в романе. Вспомним эти случаи сопоставления: «Как Child-Harold, угрюмый, томный,//В гостиных появлялся он…»58 В IV главе: «Прямым Онегин Чильд Гарольдом//Вдался в задумчивую лень…» (V, 94) В VII главе упоминается «лорда Байрона портрет», который видит Татьяна в кабинете Онегина, и то, что «певца Гяура и Жуана» он «из опалы исключил» (V, 149). Продолжая этот ряд, можно упомянуть появление Онегина в VIII главе перед встречей с «законодательницей зал» Татьяной: «Чем ныне явится? Мельмотом,//Космополитом, патриотом,// Гарольдом, квакером, ханжой…» (V, 168). Смысл этих настойчивых сопоставлений, по верному наблюдению Г.Г. Красухина, состоит в следующем: «Онегин ориентируется на Чайльд-Гарольда… эта черта характеризует тогдашнее время, она – его яркая примета. Мы помним, что первая глава описывает светскую жизнь петербургского молодого человека в конце 1819 года. А в то время Чайльд-Гарольд был кумиром молодежи»59.
Однако характеры Чайльд-Гарольда и Онегина неоднородны, о чем писал в 1859 г. А. Григорьев: «Мрачный сплин и язвительный скептицизм Чайльд-Гарольда заменился в лице Онегина… тоскою человека, который внутри себя гораздо проще, лучше и добрее своих идеалов, который наделен критическою способностию здорового русского смысла… который – критик, потому что даровит, а не потому, что озлоблен»60. И тем не менее, сравнение Онегина с разочарованным героем Байрона автор проводит почти до конца романа. Почему? Возможно, здесь имеет место явление, которое литературовед А.М. Гуревич обозначил как «поэтика подразумеваний». «Автор для прояснения и конкретизации романных ситуаций, мотивов поступков… своих героев, или же для углубления их психологической характеристики, более полного раскрытия… сути их жизненной позиции… проводит явные или скрытые параллели между «чужими» персонажами и героями своего романа в стихах»61. Судьбы героев действительно развертываются в сложном пересечении литературных реминисценций. Руссо, Сталь, Ричардсон, Байрон, Констан – далеко не полный список авторов, «чьи тексты составляют фон, в проекции на который обрисовывается судьба героев»62. В этом смысле мы можем говорить об «интертекстуальной» картине мира, которая в пушкинском художественном мире служит задаче изображения духовного мира человека.
Собственно говоря, вся проблема духовной жизни или духовной смерти человека предстает у Пушкина как проблема русского мыслящего человека: его назначения, его роли в судьбах страны и народа. Драматизм этой проблемы в литературе был реальным драматизмом становления и существования личности в сложных условиях послепетровской России. Создание Онегина и его литературных «потомков» (Печорина, Бельтова, Рудина, Обломова…), как справедливо заметил В.С. Непомнящий, «суть акты беспощадной требовательности русского мыслящего человека к себе, предельной интеллектуальной отваги, величайшей совестливости и духовной высоты»63.
Попытки концептуального художественного, социально-исторического и этического осмысления и построения русского национального характера заметно активизировались уже в XVIII веке. С проблемой национального характера оказалась тесно связана проблема народности. Тема народности вошла в роман «Евгений Онегин» именно как положительное начало, противостоящее европейской индивидуалистической культуре. Романтический индивидуализм, конечно, позволял порывать с «толпой», с ее моралью и законами, но, отделяя человека от всего мира, ожесточал его. И Пушкин указывает на существование духовной, национальной, исторической общности людей, определяющей основы истинной человеческой морали. Онегин отделен от этой общности, от истинно русского мира, и именно в этом его драма.
Автор «Евгения Онегина» понимал, что он участвует в решении задачи, поставленной самой историей. Сам он был одним из первых и крупнейших представителей новой категории русских людей, и, значит, его внутренний опыт имел важное историческое значение. Проблемой, волнующей автора, становится проблема человека. Но со свойственной ему совестливостью и глубоким внутренним прозрением поэт ставит эту проблему и перед самим собой. Об этом очень точно сказал В.С. Непомнящий: «тончайшая и сложнейшая художественная структура романа… отмечена – при феноменальном многообразии — необычайной монолитностью. Это значит, помимо прочего, что роман написан о себе, о своей устремленности»64. По мнению исследователя, именно «интерес проблемы» является формообразующим и жанрообразующим фактором, строит архитектонику и поэтику романа… Это делает роман насквозь значимой поэтической системой, сплошным сюжетом, иначе говоря — «большим стихотворением»65.

Вернуться на предыдущую страницу