Введение

«До сих пор всякий, желающий говорить о Пушкине, должен, нам кажется, начать с извинения перед читателями, что он берется в том или ином отношении измерять эту неисчерпаемую глубину»1.
Слова эти, сказанные более ста лет назад, сохраняют свою справедливость до сих пор. И сейчас одно только ощущение неисчерпаемости этой глубины может служить извинением для всякого желающего говорить о Пушкине. Уже современники Пушкина отзывались о нем как о грандиозном, безусловном явлении. «Солнце нашей поэзии» - Россия навсегда запомнила эти слова Владимира Одоевского.
«При имени Пушкина, - сказал Н.В. Гоголь, - тотчас осеняет мысль о русском национальном поэте. В самом деле, никто из поэтов наших не выше его и не может более называться национальным; это право решительно принадлежит ему… это русский человек в его развитии, в каком он, может быть, явится чрез двести лет»2. Гоголь чутко указал нам на глубокую метафизическую связь судьбы России с Пушкиным, увидев в нем культурный ориентир для русского человека.
Значение Пушкина в культуре, наверное, определяется прежде всего тем, что он глубже, свободнее, естественнее и гармоничнее всех ощущает божественную природу бытия и человека в трагическом противоречии с реальным человеческим существованием. Универсальная коллизия Пушкина — человек перед лицом высших ценностей.
Творческая индивидуальность Пушкина неуловима, но одно из многочисленных определений все же, думается, почти конгениально. Это определение дает известный исследователь В.С. Непомнящий: «Стоит сказать: солнечный гений,— и имени можно не называть, это приложимо только к Пушкину. Разумеется, в литературе немало радостных произведений и жизнелюбивых художников, которые, изображая зло жизни, отвергают его и утверждают добро. Пушкин ничего не «отвергает» и не «утверждает»; но ни у кого больше не найдем мы — при столь плотной концентрации трагизма в изображении жизни — столь мощной солнечной энергии, источаемой этим художественным изображением»3. К этому замечательному высказыванию можно только добавить, что во все времена в мире, в котором отдельный человек ощущает разлад с самим собой, а все люди находятся в состоянии трагической разобщенности, только подлинный художник способен нести в качестве нормы и образца идеал гармоничного и цельного человека.
Проблема идеала в литературе мыслилась философом Л. Шестовым в нерасторжимой связи с гуманностью (всечеловечностью) и правдивым изображением жизни. «Но мы знаем, что… действительность беспощадна, жестока… Как же может поэт, оставаясь верным жизненной правде, сохранить высшие, лучшие порывы своей души?»4 Примирение незримых и зыбких идеалов души «с жизнью, с ее всесильной необходимостью – едва ли не самая мучительная загадка бытия, которая разрешима только в дерзновенной вере и творческом акте»5, в котором человек в его индивидуальном бытии обретает онтологический статус. И, как верно заметил В.С. Непомнящий, «чем более полно, сильно, творчески органично… воплощается в художественном мире устремление к идеалу, к соответствию человека своему предназначению, …тем этот художественный мир — при любом трагизме — выше, светлее, значительнее и гармоничнее, …тем более он близок истине жизни»6.
Все эти характеристики применимы к роману «Евгений Онегин», которому принадлежит в творчестве А.С. Пушкина поистине исключительное место. Н.Н. Скатов по праву называет его центральным произведением Пушкина, «по значению в пушкинском творчестве и во всей русской литературе, по объему и полноте охвата жизни»7. Действительно, едва ли не с самого начала «Евгений Онегин» задумывался Пушкиным как широкая историческая картина, как художественное воссоздание исторической эпохи. За семь лет, в течение которых создавался роман, многое менялось и в России, и в самом Пушкине, и все эти перемены не могли не найти своего отражения в романе. Так роман «Евгений Онегин» становился поэтической хроникой русской жизни, ее своеобразной поэтической историей.
Это одно из самых неисчерпаемых и глубоких произведений русской литературы, что подтверждает огромное количество исследований современных литературоведов, посвященных форме, жанру романа в стихах, сущности замысла и его воплощению, идейной, эстетической, нравственной и философской проблематике романа. Этим исследованиям положили начало критические труды XIX - XX веков. «Автор первого философского обозрения нашей словесности»8 И.В. Киреевский одним из первых дал серьезную критическую оценку деятельности Пушкина, несмотря на то, что, по его мнению, «трудно… приискать общее выражение для характера его поэзии, принимавшей столько различных видов»9. Однако о романе в стихах «Евгений Онегин» критик высказался вполне однозначно: «Отличительные черты его суть: живописность, какая-то беспечность, какая-то особенная задумчивость и, наконец, что-то невыразимое, понятное лишь русскому сердцу»10. Критик говорил и о стремлении поэта к самобытности, которое, по его словам, обнаруживается в произведении. В заключение, говоря о «сильном влиянии, которое поэт имеет на своих соотечественников», Киреевский отметил в связи с этим «еще одно важное качество в характере его поэзии – соответственность со своим временем»11.
Вопрос о национальном и мировом значении Пушкина был впервые поставлен В.Г. Белинским. «Пушкин был совершенным выражением своего времени… современного ему мира, но мира русского, но человечества русского»12. В статье «Литературные мечтания» критик выявил основной вопрос литературной жизни – проблему народности в литературе. Народность, которая состоит в свободе от чуждых влияний и «в верности изображения картин русской жизни»13, выступает, как обоснованно указывает Белинский, критерием национального значения Пушкина. В фундаментальном труде Белинского - цикле из 11 статей под общим заглавием «Сочинения Александра Пушкина» (1843-1846) - возникает известная формула о «Евгении Онегине» как «энциклопедии русской жизни и в высшей степени народном произведении».
Критик А.В. Дружинин в своей статье «А.С. Пушкин и последнее издание его сочинений» (1855 г.) подошел к творчеству Пушкина «с позиций «абсолютных» начал искусства, «вечных» его принципов, и естественно, что для него во многом открывается сверхисторический смысл пушкинского творчества, выступающий уже далеко за рамки своего времени»14 (Скатов). «Онегин», - писал критик, - в целом представляется одним из занимательнейших романов, когда-либо приходивших на мысль самым высокодаровитым писателям». Дружинин отметил такие черты романа, как «стройность», «мастерское сочетание рассказа с лиризмом», «неожиданность развязки» и «влияние на любопытство читателя»15. А. Григорьев, автор знаменитой формулы «Пушкин – наше все», считал, что «лучшее, что было сказано о Пушкине» в современной ему критике, «сказалось в статьях Дружинина»16. Сам он справедливо говорил о поэте как о «единственном полном очерке нашей народной личности», «самородке». Пушкин, по его мнению, - «наш самобытный тип, уже мерявшийся с другими европейскими типами, переходивший сознанием те фазисы развития, которые они проходили, но братавшийся с ними сознанием»17. Натура русского гения, по мнению А. Григорьева, отзывалась на все «в меру русской души»18. Это высказывание предвосхитило слова Ф.М. Достоевского о «всемирной отзывчивости» Пушкина: «эту… главнейшую способность нашей национальности он именно разделяет с народом нашим, и тем, главнейше, он и народный поэт»19.
Критика русского символизма видела в Пушкине пророка, духовный эталон и нравственный ориентир художника. «Пушкин… чутким слухом предугадывал будущую дрожь нашей современной души»20, - писал о гении-пророке В. Брюсов и на основании этого выдвигал основное требование к современному поэту: приношение «священной жертвы» «не только стихами, но каждым часом своей жизни, каждым чувством…»21 «Творчество состоит далеко не в одном бряцании рассеянной рукой по лире, но и в мучительном труде воплощения образов в слово»22, - справедливо писали критики начала XX века Ф. Сологуб и Иванов-Разумник об огромной работе, проделанной Пушкиным в период создания романа в стихах «Евгений Онегин».
Интересна история комментирования романа «Евгений Онегин». Ведь как только пушкинский роман перешагнул свое время и оказался достоянием новой читательской среды, многое в нем потребовало дополнительного объяснения. В XX веке первые послереволюционные издания сочинений Пушкина вообще отказались от комментирования «Евгения Онегина». Появлялись отдельные издания «Евгения Онегина», снабженные краткими комментариями Г.О. Винокура и Б.О. Томашевского и рассчитанные в основном на широкий круг читателей. Отметим существенное значение кратких подстрочных примечаний и объяснительных статей к школьному изданию «Евгения Онегина», осуществленному С. М. Бонди. Эти комментарии оказали воздействие и на научное осмысление «Евгения Онегина». В 1932 г. новый комментарий был создан Н.Л. Бродским. О целях и задачах своей книги «Евгений Онегин». Роман А.С. Пушкина»23 Бродский писал в предисловии к третьему изданию, заявляя, что возникла задача обрисовать время, определившее судьбу и психологию главных героев романа, раскрыть круг идей самого автора в постоянно изменявшейся действительности. Книга Н. Л. Бродского была обращена, в частности, к учителю-словеснику, от уровня знаний которого о «Евгении Онегине» зависит преподнесение его ученикам. В этом смысле значение труда Бродского очень велико. Однако, признавая роман Пушкина вершинным памятником литературы XIX века, Бродский рассматривает его прежде всего как произведение, навсегда отошедшее в прошлое и принадлежащее ему.
В 1978 г. «Евгений Онегин» вышел с комментариями А.Е. Тархова24. Цель, которую поставил перед собой автор - проанализировать творческую историю романа в единстве с эволюцией героя. Несмотря на то, что автор уделяет внимание преимущественно общим текстологическим комментариям, а не частностям, его труд дает читателям пушкинского романа подробный и опирающийся на предшествующую научную традицию материал для понимания «Евгения Онегина».
Одним из наиболее значительных событий в современном истолковании «Евгения Онегина» явилась публикация в 1980 г. комментария Ю. М. Лотмана, обращенного, как и труд Н. Л. Бродского, к учительской аудитории. В книгу «Евгений Онегин». Комментарий»25 включен «Очерк дворянского быта онегинской поры» - ценное пособие при изучении не только «Евгения Онегина», но и вообще всей русской литературы пушкинского времени. Построение книги рассчитано, как отмечает сам исследователь, на параллельное чтение с пушкинским текстом. В основе научного комментария Ю.М. Лотмана лежит глубокая текстологическая работа. Комментарий дает два типа пояснений: текстуальные, интертекстуальные и концептуальные (автор дает историко-литературные, стилистические, философские интерпретации). Задача, поставленная исследователем – «приблизить читателя к смысловой жизни текста» - решается в этой книге на самом высоком уровне.
К комментированию «Евгения Онегина» не раз обращались и зарубежные авторы. Среди наиболее известных можно назвать обширный комментарий В. В. Набокова26, характеризующийся обстоятельными объяснениями многочисленных деталей текста пушкинского романа. Здесь немаловажное место занимают пространные экскурсы в историю литературы и культуры, стихосложения, а также заметки переводчика и сопоставления с предшествующими опытами перевода «Евгения Онегина» на английский язык. Писатель объясняет реалии, непонятные прежде всего для иноязычного читателя. Есть в его работе и свои издержки: излишне подробные рассуждения, иногда слишком резкая полемика с предшественниками. Тем не менее, данный комментарий представляет собой значительное достижение западного пушкиноведения - в первую очередь по обстоятельности и масштабам комментирования текста романа.
В 1999 г. в московском издательстве «Русский путь» вышла «Онегинская энциклопедия» в 2 томах27, в создании которой приняли участие такие исследователи, как Н.И. Михайлова, В.А. Кошелев, Н.М. Федорова, В.А. Викторович и другие. От созданных ранее комментариев к «Евгению Онегину» энциклопедия отличается особым принципом организации: в ней объединяются статьи разных жанров (небольшие исследования, литературные эссе, краткие пояснения к тексту романа). Энциклопедия снабжена богатым иллюстративным материалом. Большим плюсом издания является адресованность его как специалистам, так и широкому кругу читателей. Мы можем сказать, что составители энциклопедии приблизились к новому постижению романа благодаря широкому охвату материала.
Продуктивным этапом в исследовании пушкинского творчества и в частности романа «Евгений Онегин» стали фундаментальные исследования С.Г. Бочарова («Поэтика Пушкина», «Форма плана»), который уделяет внимание стилистическому миру романа, его языку, говорит о поэтической эволюции автора. Н.Н. Скатов (автор масштабного труда «Пушкин. Русский гений», многочисленных очерков жизни и творчества поэта) исследует поэтику произведений Пушкина, высказывается о непреходящем значении творчества поэта как высшего, идеального выразителя русского национального самосознания. И. Сурат внесла свой вклад в пушкинистику, подняв масштабную проблему «искусство и религия» и выразив мысль о том, что Пушкин воплотил саму поэзию в ее онтологической сути («Пушкин как религиозная проблема»). Суждение о Пушкине как онтологическом, этическом и эстетическом феномене высказывают и такие современные литературоведы, как В.С. Непомнящий, Ю.Н. Чумаков, С.С. Аверинцев, В.К. Кантор и многие другие. Ими разрабатываются вопросы о значении романа «Евгений Онегин» как неповторимого явления мирового искусства, о влиянии его на русскую литературу XIX века и последующих эпох. Внимание исследователей сосредоточено на раскрытии онтологической феноменологии романа Пушкина в контексте мировой литературы.
В настоящее время по-новому актуальной становится проблема реального места гения в национальной истории, его роли в духовном самосознании народа, в судьбах нации, т.е. его исключительной миссии, особого исторического задания. Вслед за религиозно-философской критикой рубежа XIX-XX вв. (Д.С. Мережковский, Н.А. Бердяев, С.Л. Франк), утверждавшей мысль, что «в Духе Святом… происходит то соединение благодати и свободы, которое мы видим в творчестве Пушкина»28, пушкинский феномен как философскую и методологическую категорию рассматривает в своих трудах В.С. Непомнящий. По мнению литературоведа, «чтобы гений Пушкина предстал перед нами во всей его яркости и жизненной полноте, необходимо рассматривать его… в онтологическом контексте как феномен бытия»29.
Итак, каждая эпоха «высветила» в романе наиболее близкие ей уровни, что и отразилось на этапах научного изучения. Современный исследователь Ю.Н. Чумаков справедливо полагает, что теперь настало время для прочтения романа «на фоне универсальности»30. Универсальное содержание «Евгения Онегина» обнаруживает себя в картине мира, представленной как система ценностей, как постоянно развивающаяся, «вечно движущаяся» совокупность представлений о реальной действительности.
Проблема национального и личностного представления о мире, выраженного в произведениях русской и мировой литературы, сегодня предстает как объект изучения литературоведения, психологии, философии, обществоведения. Понятие художественной модели мира выдвигается в разное время такими учеными, как Г.Д. Гачев, И.М. Семенко, Ю.М. Лотман, Ю.Н. Чумаков, В.А. Кошелев, В.С. Непомнящий, О.В. Рябов. Для этого типа исследований характерно постижение художественного творения в его целостности, стремление увидеть отраженный в нем смысл человеческого бытия. В пушкинском идеале исследователи видят светлую жизнеутверждающую силу, которая способна противостоять трагическому одиночеству, глубину осмысления жизни, постоянный диалог с ней. Гений всегда стремится к осознанию своего предназначения, к наиболее полному отражению в художественном творчестве судьбы страны, народа.
Цель настоящей работы - рассмотреть универсальное содержание концепта русского мира, лежащего в основе романа в стихах А.С. Пушкина «Евгений Онегин». В соответствии с целью были определены следующие задачи:
оценить степень научной изученности концепта русского мира и русского национального характера;
выявить эстетическое своеобразие пушкинского «свободного романа»;
рассмотреть роман с позиций историзма и онтологического охвата действительности;
исследовать специфичность пушкинского концепта русского героя и героини в свете авторского идеала.

Вернуться на предыдущую страницу